|
|
|
Перевод: Эри Варлок [стр-1] [стр-2]
Глава
III Рождение
вулканца СПОК:
Я родился в 2230году на планете Вулкан, от
Сарека с Вулкана и Аманды с Земли. НИМОЙ:
Опять ошибка! Ты родился в 1966 году, на
студии "Дизайл", в Голливуде,
Калифорния. СПОК:
Твои данные нуждаются в проверке. НИМОЙ:
Не думаю, Спок. Я был там. В книге "Я – не Спок"
я описал рождение двух моих детей,
Джулии и Адама, причем совершенно точно
назвал не только место, но и время,
когда произошло это чудесное событие (Джулия
родилась 21 марта 1955 года в 9:30 вечера по
восточному времени, в Атланте, а Адам 9
августа 1956 года в 11:22 вечера по
тихоокеанскому времени, в Лос-Анджелесе).
Но когда я пытаюсь припомнить точную
дату и момент, когда Спок появился на
свет, я понимаю, что это гораздо более
сложно, даже в свете того, что для его
рождения, по сути дела, я приложил
гораздо больше усилий, чем для рождения
моих детей. Сказать, что он был "рожден"
во вторник, 8-го сентября в 7:30 вечера –
день и час первого выхода Star Trek
в эфир? Это кажется мне уж слишком
упрощенным, потому что я-то знаю – он
уже был с нами ещё за несколько месяцев
до этого дня. Как бы там ни было,
размышляя об этом тридцать лет спустя,
я осознаю, что всё-таки был момент,
когда я в какой то вспышке озарения
внезапно осознал: "Ага! Так вот
каким должен быть вулканец…" Это произошло во время
съемок третьего эпизода Трека – "Корбомидный
маневр". Позвольте мне вернуться немного назад и рассказать о некоторых внутренних переменах в Треке, произошедших между съемками "Куда не ступала нога человека" и "Карбомидным маневром". Во-первых, как только руководство NBC просмотрело второй пилот, оно в срочном порядке ввело новые условия. Проект "Стар Трека" был окончательно утвержден и я с удивлением понял, что мои надежды на постоянную работу на ТВ, кажется, вполне оправдываются. Во-вторых, в течение первого сезона я получал по 1 250$ за эпизод, в общем сложности 37 500$ в год – сумма, на которую я мог обеспечить моей семье комфортное существование, не занимаясь вечными поисками дополнительного заработка. Но я ещё не подозревал, как эта работа отразиться на моей личной жизни – по наивности своей я и не предполагал, что наличие моего телефонного номера в общем справочнике может стать проблемой! Но об этом в следующей главе… После съемок второго пилота актерский состав снова был перетасован. Джин решил, что на роль доктора Марка Пайпера (Поль Фикс, сыгравший его, появился только раз в "Куда не ступала нога человека" да и то мельком) нужен кто-то помоложе и поэнергичней; кто-то, кто смог бы стать капитану верным товарищем. Он выбрал актера с яркой, неподражаемой индивидуальностью, прекрасно подходящего для этой роли – Ди Фореста Келли. Ди был олицетворением спокойствия и мягкости, истинный джентельмен-южанин; кстати, как и Маккой, уроженец Атланты. Это был настоящий ветеран Голливуда, закаленный в "боях" – и несмотря на это, трудно было найти человека более "не голливудского" типа, более доброго, скромного, и по сей день любящего свою жену, Кэролин, так же нежно, как и более чем сорок лет назад. Ди получил признание снимаясь в вестернах и считался характерным актером (репутация "плохого парня" так укрепилась за ним, что NBC даже отказалась слушать Джина Родденберри, когда он предложил Ди на роль доктора ещё в первый пилот – отказалось под предлогом того, что роль "хорошего парня" ему недоступна. Попытайтесь представить, если сможете, доктора Маккоя, который всегда так уважал и любил жизнь, с хладнокровной усмешкой пристреливающего собаку! А Ди был известен по ролям именно такого плана). Ди тоже работал вместе с Джином над несколькими проектами; в то время, когда стартовал Star Trek, он снимался в другом сериале, который Джин назвал "Полицейская история" – в роли вспыльчивого, но отходчивого симпатяги-криминалиста. Доктор Маккой в исполнении Ди Фореста стал очень ценным прибавлением к экипажу – он придал шоу изюминку и едкие замечания этого сердитого хирурга с хмурым лицом и добрым сердцем в дальнейшем не раз помогали Кирку со Споком лучше понять друг друга и даже самих себя. Между Споком и доктором постепенно возникла своеобразная манера затевать словесные поединки – глубоко гумманая жизненная позиция Маккоя против ледяной логики Спока – но это не мешало возникновению между ними крепкой дружбы и взаимного уважения. Ди
появляется в «Карбомите» в первый раз с
задорным блеском в глазах – он с самого
начала знал, каким должен быть доктор
Маккой. Вскоре сценаристы начали
специально вставлять в его роль
ядовитые шуточки с целью столкнуть
лбами маккоевскую вздорность и
способность Спока изящно парировать
его выпады. Спок был как непреклонный
Джордж Барнс, а Маккой, если угодно,
Грэйси. И если Кирк и Спок в своей
дружбе были как Одинокий Рейнджер и
Тонто, то Спок и Маккой – это точно
Мартин и Льюис, Глисон и Гарней или моя
любимая на все времена парочка комиков,
Эббот и Костелло* (*Эббот и Костелло –
персонажи американского комедийного
сериала 40-50х годов). Вот как это выглядит в двух словах: КОСТЕЛЛО (расстроенно): Минутку, минутку! Когда первый рабочий получает зарплату, кто получает деньги? ЭББОТ (невозмутимо): Совершенно верно. "Кто" получил деньги. Прикол в том, что бедняга Костелло на самом деле просто не может понять, что имя первого рабочего, получившего деньги и есть "Кто" и Эббот разумеется не собирается прояснить для него это недоразумение. Давайте посмотрим правде в глаза – эта ситуация очень близка к тем, что постоянно имеют место между добрейшим доктором и его вулканским другом. МАККОЙ (расстроенно): Минутку, минутку, Спок! Когда первый baseman получает зарплату, кто получает деньги? СПОК: С его стороны логично было получить плату за свою работу, как только она была выполнена. МАККОЙ: Кто получил деньги? СПОК: Совершенно верно, доктор. Это сделал Кто. Кто взял деньги. МАККОЙ: Ты пытаешься меня надуть, ты зеленокровный сукин…. СПОК: Держите себя в руках, доктор. Ещё одним новым лицом на мостике "Энтерпрайза", дебютировавшем в "Корбомитном маневре", была Нишель Николз. На экране Нишель всегда выглядела очень красивой и притягательной; и хотя часто по сценарию ей доставалось маловато слов, она тем не менее одним своим присутствием оживляла любую сцену. Джимми Духан и Джордж Такей присоединились к экипажу ещё в предыдущем эпизоде и поистине изумительно, как как каждый из них – Нишель и Джим и Джордж – чувствовал свою роль. (Скотти, разумеется, практически весь эпизод находился на мостике, так что поневоле начинаешь задаваться вопросом – кто же двигателями-то занимался?) Пересматривая на днях "Корбомитный маневр" я вновь, как и прежде, ощутил это восхитительное чувство спайки, товарищества между людьми на мостике в тот момент, когда идет обратный отсчет перед их уничтожением. Я горжусь тем, что работал с такими людьми, настоящими профессионалами; эта спайка обеспечила нам хороший старт. В этом же эпизоде впервые появляется Грейс Ли Уитней в роли помощника капитана, старшины Дженис Рэнд. Я был готов вышвырнуть её вон, когда она в самый напряженный момент появлялась на мостике с независимым видом и предлагала всем кофе; и потом была ещё эта сцена, в которой она приносит капитану салат, настойчиво убеждая его съесть что-нибудь. Разумеется, Грейс Ли исчезла из сериала после первого сезона и диалог в этом эпизоде предрекает гибель её персонажа: "Мне не нужна старшина. У меня уже есть женщина, которая занимает все мои мысли", говорит Кирк Маккою (имея ввиду, разумеется, "Энтерпрайз") и в довольно резких выражениях приказывает Рэнд прекратить кудахтать над ним. (интересно, как развивались бы события, если бы Рэнд осталась на "Энтерпрайзе"; вот отрывок из записки Джина Родденберри, адресованной руководству студии: Единственный
человек на корабле, который
отваживается шутить с мистером Споком,
это капитанский старшина Дженис Рэнд.
Возможно, дело в том, что под её
сексапильной внешностью скрывается
материнский инстинкт по отношению к
одиноким мужчинам. Как бы там ни было,
старшина Дженис способна упомянуть
такие вещи… Немногие посмели бы
сказать такое в Споку в лицо. И Спок, в
свою очередь, проникнув (путем
несомненно логическим) в некоторые её
секреты, может, так сказать, потягаться
с ней на равных, как говорится, зуб за
зуб. Это
и был эпизод, в котором Спок по-настоящему
"родился". Возможно, это
случайность, что выбор пал именно на
"Корбомит", потому что вулканец в
этой серии ещё не имеет характерной
манеры поведения; взять хотя бы одну из
первых сцен, когда молодой Бейли
начинает неоправданно нервничать.
Вулканец ставит ему в упрек
безосновательный эмоциональный
всплеск (и когда Бейли поясняет, что с
адреналином в крови ничего не
поделаешь, Спок холодно советует ему
удалить железы, продуцирующие этот
гормон). Однако мгновение спустя Спок
сам ведет себя эмоционально! Кроме
того, если вы смотрели эпизод, то могли
заметить и румянец на его щеках и капли
пота на лбу в особенно напряженные
моменты на мостике. Для изображения
румянца Фредди Филипс использовал не
розовую краску, а зеленоватую,
соответственно. Он так же доставил мне
массу неприятных минут, когда решил,
что Спок потеть не должен и делал всё,
чтобы придать мне абсолютную "сухость". Я хочу показать "Корбомит" как переходный эпизод, в котором я только вживаюсь в роль. Иногда мне удавалось ухватить её суть, иногда нет. Бывали моменты, когда казалось, что Спок вот-вот сломается и всё-таки улыбнется. В
начале первого сезона он был
персонажем слегка утрированным –
больше эмоций, бросающиеся в глаза уши,
широкие лохматые брови, челка, падающая
на глаза. С течением времени мы
отшлифовали неровности, сделав его
более утонченным, изысканным – даже
тембр голоса у него понизился – пока он
не превратился в того хладнокровного,
элегантного Спока, каким мы его знаем и
по сей день. В течение съемок этого эпизода я сделал массу самых разных открытий, которые помогли мне понять, каким на самом деле должен быть вулканец; но самым крупным прорывом в этом деле я обязан нашему замечательному директору, Джозефу Сардженту. Джо был заслуженным директором, настоящим ветераном и кроме того, обладал совершенно неиссякаемой энергией. Он каким-то невероятным образом «проживал» каждую историю, и у него была довольно специфическая манера писать сценарии. Я встретил Джо задолго до того, как попал в шоу Star Trek; я тогда искал постоянную работу и подрабатывал на озвучке в шоу "Человек с U.N.C.L.E.". Случилось так, что Джо был директором нескольких эпизодов этого сериала, и я часто встречался с ним. Как-то утром я пришел в офис раньше него и увидел на его столе любопытный документ. Это были наброски того, что он планировал снять за сегодняшний день. Вся история была представлена в виде сжатых, лаконичных заметок,но мои глаза остановились на подчеркнутых строках после описания завязки сюжета (первая сцена, призванная "расшевелить" зрителя). "Наш герой ищет в ящиках стола нужный ему документ, нашел, реакция героя" пишет Джо "затем дверь медленно со скрипом приоткрывается…и мы в ауте!". Это описание в виде коротких отрывистых фраз запало мне в память, и когда я сам стал директором, я всегда использовал эту же методику. Джо писал быстро, стремительно, радостно; он получал огромное удовольствие от сочинительства, и я всегда считал, что в этом и состоит работа директора картины - прочувствовать эту радость и затем сделать так, чтобы и зрители смогли разделить её с ним. Марк Дэниелс, Джо Сарджент и Джо Пивней – вот три директора, которые могли заразить зрителя тем, что чувствовали сами и в этом была вся соль их работы. К
примеру, я помню как Джо работал на
съемках сцены в «Корбомите» в мае 1966
года. Это была одна из сцен на мостике (девяносто
процентов того эпизода составляли
сцены на мостике – наше шоу не могло
себе позволить лишних трат), тот момент,
когда на обзорном экране перед
изумленным экипажем появляется голова
пришельца (разумеется при этом перед
актерами был совершенно пустой голубой
экран). Мы все должны были изобразить
шок при виде этого зрелища, мое же
удивление должно было быть выражено
всего лишь одним словом: «Очаровательно» Я
просто понятия не имел, как же мне его
произнести. Я всё ещё придерживался
стиля «первого офицера», и мне казалось,
что это слово явно в него не
вписывается. Все остальные могли
отреагировать так, как свойственно их
природе – человеческой природе – но я
совершенно не мог представить, как
должен отреагировать вулканец, что
сделать и сказать. Перед
съемкой Джо Сарджент меня надоумил: "Послушай,
не пытайся разыграть,
как ты удивлен увиденным на экране.
Вместо этого просто оставайся в своем
образе – хладнокровного и
невозмутимого офицера по науке". Как
только он это сказал, у меня в мозгу
словно что-то щелкнуло и мне сразу
стало ясно, как я должен сыграть
вулканца, чтобы своим поведением он
резко выделился среди находящихся на
мостике. Я успокоился, глубоко вдохнул
и холодно произнес: "Очаровательно…" И это уже был голос не Леонарда Нимоя, это был голос Спока. Это был ещё очень тонкий слой, всего лишь налет "вулканизма" на моей душе, да и он периодически как бы засыпал и исчезал (к примеру, в тот момент, когда Спок улыбается обворожительной свите Гарри Мадда в эпизоде "Женщины Мадда"), но даже тогда я уже начал осознавать, что Спок появился на свет. Наконец-то среди нас взаправду появился вулканец. Я
начал развивать в себе этот характер,
старался быть как можно более
сдержанным, контролировал свои жесты,
движения, выражение лица. В книге "Я
– не Спок" я вспоминаю человека,
который стал для меня тогда лучшим
примером для подражания – Гарри
Белафонте. В середине 50-х мы с женой
ходили на его концерт в Греческий Театр
Лос-Анджелеса. В
течении первых сорока пяти минут
своего выступления он оставался
практически неподвижным – стоял перед
микрофоном, распрямив плечи, сложив
руки на груди и не дрогнув ни одним
мускулом. А затем, по прошествии этого
времени, он внезапно пошевелился –
медленно опустил правую руку и она
повисла параллельно полу. Только одно,
почти незаметное движение – однако
впечатление, произведенное им на
зрителей, было просто ошеломляющим.
Пустись он в пляс по сцене - даже тогда
он не произвел бы такого эффекта; это
было подобно вспышке молнии. Воспоминания
об этом концерте в значительной мере
определили поведение и манеры Спока в
первых же эпизодах Трека. И
в то же время каждый рабочий день я
тогда начинал имея весьма смутное
представление о том, что же я буду
делать; при работе над серией я всё ещё
изображал что-то, всего лишь подобное
вулканцу, и это выматывало. Вставал я по
будням в 5:30 утра, потому что не позднее
6:30 должен был сидеть в гримерном кресле
Фредди Филипса. Я заимел привычку пить
кофе и съедать свой сандвич с беконом,
яйцами и тонким ломтиком лука прямо там,
в кресле, пока Фредди прикреплял мои
уши. Он старался закончить работу до
семи утра – в семь обычно приезжал Билл
и все вокруг словно с цепи срывалось,
начиналась сумасшедшая круговерть. Билл
тогда обзавелся мотоциклом-внедорожником,
и это увлечение захватило его целиком и
полностью – впрочем, как и любое
увлечение Билла. Он притаскивался в
понедельник утром, хромая, точно
древний старик, весь покрытый синяками
и ссадинами – следами своих падений –
весь, за исключением, конечно, лица –
единственной части тела, которую он
берег. Первым делом он проходился по
поводу моего завтрака (несколько
философских мыслей о целесообразности
поедания лука и свежести дыхания). Я не
оставался в долгу и называл его
маньяком-байкером, не пропускающим ни
одного придорожного куста. Как
я уже говорил, Билл всегда был
неисправимым остряком и любителем
каламбуров, и мы постоянно дразнили
друг друга, точно мальчишки, хохотали и
шумели, к великому неудовольствию
бедолаг гримеров, которым мы мешали
работать. Они постоянно призывали нас к
порядку и умоляли посидеть смирно хоть
немного, чтобы они могли закончить
накладывать грим. Мы с Биллом частенько
дурачились и вели совершенно глупые и
бессмысленные диалоги, типа такого: ЛЕОНАРД: …так вот, критикам не понравилась её работа и она была ужасно этим расстроена…поставила всё и проиграла… БИЛЛ: (прикладывая ладонь к уху) Играл? Играл? Ты хочешь сказать, что заигрывал с ней, Леонард? Что если твоя жена об этом узнает? И это после того, как я всегда считал тебя образцовым мужем и семьянином… ЛЕОНАРД: (смеясь) Нет, нет, постой-ка – я сказал она проиграла. Это ведь разрушило все её планы на… БИЛЛ: разрушило? Господи, что же она такое – оружие, что ли? Что-то типа корабля- разрушителя? Я думал, мы говорим о женщине. Вероятно она смахивает на такой корабль, верно? ЛЕОНАРД: (смиряется и принимает игру) Нет, нет, она актриса, и на корабль-разрушитель не похожа, совсем нет… БИЛЛ: Совсем нет? Говоришь, она полный ноль? Ну, стало быть, критики были правы! ЛЕОНАРД: Нет, они ошиблись. Я бы сказал, что она настоящий герой. Точнее, героиня. Она очень хорошая актриса. БИЛЛ: Героин? Теперь ты мне говоришь, что она употребляет наркотики, ко всему прочему? ЛЕОНАРД: Нет, я сказал разбойники. И двое из них будут ожидать тебя в твоей гримерной, если ты не перестанешь валять дурака. БИЛЛ: Пусть только попробуют! Мои доберманы съедят их живыми! Ну, вы меня поняли. Гримеры закатывали глаза и вздыхали так, что были способны разжалобить камни, и, когда мы особенно отбивались от рук, наверное, думали: "Боже мой, откуда только у них столько энергии, неужели они никогда не отдыхают?". Но им приходилось терпеть и гримировать нас. А затем к нам заходил Ди Келли; у него был мягкий, тихий голос и он всегда был поразительно спокоен и только кивал головой и улыбался в ответ на наше паясничанье. Ди оказывал усмиряющее воздействие на нас обоих; он всегда был рядом, готовый выслушать, как Билл или я жалуемся друг на друга (мы использовали это, когда популярность Спока начала спадать, каким образом я поясню позже) и его посредничество всегда приносило мир и покой между нами. Это был его стиль – стиль этакого доброго дядюшки.
Домой
|
Мостик
| Лаборатория
|
Библиотека
|
РЭК-1
|
Связь
|
Форум
|
 |
 Спонсирование и хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П." |
