|
|
|
Перевод: Эри Варлок [стр-1] [стр-2] Глава
III Рождение
вулканца Гримировка заканчивалась, и мы шли на съемочную площадку, чтобы снимать или репетировать перед съемкой (надо сказать, что последнему отводилось обычно немного времени). Каждый эпизод снимался в течение шести дней или около того, каждый день работали до упора, до 6:30 вечера, с небольшим перерывом на ланч. Для того, чтобы поесть, приходилось бегать в столовую. Между тем у меня накопилось несколько звонков: от репортеров, жаждущих интервью, или людей, приглашавших меня принять участие в каком-либо мероприятии. Я пытался ответить на эти звонки в течение ланча, и необходимость установить телефон в машине вырисовывалась всё отчетливее. В конце концов я так и сделал – в 60-х годах это было неслыханной вещью, но моё время стоило гораздо дороже. В течение тех тридцати минут, когда я ехал на работу и с работы - домой я мог ответить на столько звонков, что это избавляло меня от необходимости сидеть на телефоне до полуночи. В целях экономии времени я так же приобрел велосипед ярко-красного цвета и теперь мог добраться до столовой или своего офиса на несколько минут быстрее. Тут я вынужден немного отступить от основной темы, потому что мои воспоминания об этом велике определенно не были бы полными без описания истории "Билла и Велосипеда". Как я уже говорил, мой напарник по сериалу был совершенно неисправимый шутник и приколист, но в отдельных случаях его страсть к розыграшам превращалась в настоящую манию. Я никогда не мог понять, почему именно мой велосипед стал для него объектом пристального внимания. Началось всё вполне невинно... В один прекрасный день Билл спрятал велосипед на съемочной площадке и, посмеиваясь, наблюдал как я в великом волнении искал свое транспортное средство, когда пришло время ланча. Однако история получила свое продолжение, на мой взгляд, совершенно бредовое: в следующий раз Билл заручился поддержкой оператора и, закрепив веревку на его подъемнике, подвесил мой велосипед аж под потолком студии звукозаписи. Казалось бы, он уже зашел слишком далеко и явно переборщил со своими шуточками; но я плохо знал Билла – это он только разогревался. В следующий раз я нашел свой бедный велосипед прикрученным цепью к пожарному гидранту рядом с трейлером Билла, охраняемым одним из самых свирепых его доберманов. В полном отчаянии я принял ответные меры: прикрутил чертов велосипед к своему бьюику и припарковал машину прямо напротив студии звукозаписи, чтобы не упускать его из виду. Разумеется, Билл отбуксировал бьюик со стоянки. Но вернемся к теме экономии времени. Одна из причин, почему я вынужден был дорожить каждой свободной минутой была не только в том, что съемки отнимали много времени; дело в том, что я уезжал на каждый уикэнд. Я редко отвергал предложения подработать, потому что знал, что ни один сериал не длится вечно. Многие мои друзья-актеры нанимались в сериалы на несколько лет и привыкали к постоянному заработку, а потом, когда сериал прекращал своё существование, начинали искать работу с нуля и частенько оставались без гроша в кармане. Я дал себе зарок: такое со мной и моей семьей не должно случиться. Я видел, что Трек дает мне реальную возможность обеспечить себе надежную финансовую базу и усиленно занялся этим. Мы жили очень скромно и откладывали деньги, чтобы отправить детей в колледж. Итак, каждый раз, когда мне подворачивался случай подзаработать, я пользовался им. Это приводило к тому, что по пятницам я засиживался в студии до пяти, шести утра и зарабатывал в первую очередь больную голову и красные глаза. Около шести или семи утра я прибывал на Восточное побережье и улетал в воскресенье вечером последним рейсом. Я помню времена, когда я возвращался в Лос-Анджелес в два, в три часа ночи в понедельник; я приезжал на студию и падал на кушетку в гримерной в тщетной надежде вместить в несколько часов сна то, на что требовалась вся ночь. Иногда я продолжал дремать и в кресле гримера. Разумеется, не только я один на студии Star Trek работал в таком чудовищном режиме. Джину Родденберри вообще лучше всего работалось по ночам. Он проводил на студии целые дни, решая разнообразные проблемы, так что после многих часов сумасшедшего напряжения физических и духовных сил он садился писать и переписывать сценарий (и трудился обычно с полуночи до полшестого утра). Часто бывало так, что мы приходили утром на студию и находили сцены, которые должны были снимать в этот день переписанными заново; над их исправлением Джин сидел всю ночь. Затем он шел домой, спал часов до одиннадцати и к ланчу возвращался на студию. Такое напряжение не проходило бесследно ни для кого из нас. Я начал всерьёз беспокоиться за свое здоровье; с тех дней у меня осталась привычка держать в гримерной или в трейлере бутылку с чем-нибудь сладким, лучше всего с медом, разведенным в воде. Работая на студии Star Trek, я позволял себе несколько хороших глотков этого углеводного питья около трех-четырех часов после полудня или я вообще бы свалился. Я так же приучил себя не есть много за ланчем, потому что иначе неудержимо клонило в сон; результат не заставил себя ждать – я сразу смог лучше концентрироваться на работе и, соответственно, качество моей игры улучшилось. Разумеется, не все на студии следовали моему примеру в отношении ланча. В один жаркий августовский полдень мы с Биллом играли сцену, в которой требовалось поколотить несколько "плохих парней", а затем следовал диалог между Споком и Кирком. Мы тщательно отрепетировали драку и выучили диалог, так что когда началась съемка, всё пошло как по маслу: Кирк и Спок с легкостью покидали противников и с той же легкостью перешли к диалогу. Ну, всё пошло почти как по маслу. Только мы с Биллом обменялись первыми репликами, как вдруг я услышал странный рокочущий звук поблизости. Я не мог точно сказать, что это за звук и откуда он донесся, но по заблестевшим глазам Билла, я понял, что он тоже его слышал. А камеры-то продолжали работать и мы смело возобновили диалог; однако ещё до благополучного завершения сцены я внезапно понял происхождение загадочного звука. Оказалось, один из каскадеров, которые участвовали в сцене драки и продолжали валяться вокруг нас "без сознания", помня, что его участие в сцене закончено, просто-напросто заснул на полу. Странный звук оказался ничем иным, как храпом! Даже из-за таких вот мелочей мне бывало очень сложно не выходить из образа Спока перед камерами. Конечно, по утрам в гримерной мы с Биллом веселились до упаду и частенько хихикали и на съемочной площадке; смех снимал напряжение и позволял хоть немного расслабиться в процессе съемки. Но иногда, если складывалась какая-то действительно смешная ситуация, я уходил подальше от смеющихся, потому что не хотел выходить из образа. Я старался "быть Споком" даже и за кадром, при выключенных камерах, потому что верил, что это поможет мне лучше сыграть. Оставаясь Споком и на съемочной площадке, и вне её, я добивался того, что когда начиналась съемка, я уже был в образе и не приходилось мямлить, заново нащупывая в себе нужный стиль поведения. Таким образом, чем дольше я оставался в роли Спока, тем лучше играл. Однако чем больше времени я проводил в образе вулканца, тем более отчетливый эффект это оказывало на меня самого, Леонарда Нимоя. Характер, на развитие которого я положил столько труда, обретал собственную жизнь и начал влиять на меня, влиять необратимо! Спок постоянно присутствовал у меня в голове и это угнетало меня; подавление эмоций привело к тому, что я начал терять над собой контроль. Тед Старджен, написавший сценарий к "Времени ярости", верно подметил – в конечном счете ничто бесследно не проходит! В моем случае я начал замечать, что становлюсь склонным к бурным эмоциональным всплескам. Иногда я чувствовал их приближение и старался уединиться где-нибудь, пока буря в душе не уляжется. Однажды такой срыв захлестнул меня с головой прямо в офисе Джина Родденберри, во время обсуждения сценария. Помнится, я сказал: "Джин, вот здесь, на пятьдесят второй странице, Спок оказывается вовлеченным в драку. Но я думаю, он мог бы найти путь, чтобы избежать насилия…" Джин
сидел в своем привычном шерстяном
свитере, взъерошенный, издерганный и
усталый. Тяжело глядя в сценарий, он
произнес: - Ну если ты так считаешь, можно придумать какое-нибудь другое, более интересное средство оживить сцену, без драки… - Леонард, в принципе я с тобой согласен, но сейчас не тот случай! Руководство студии дышит мне в затылок. У меня есть только два дня, чтобы закончить сценарий! - Я же не прошу переписывать весь сценарий. Но Спок никогда не прибегнет к насилию без достаточно серьёзных оснований. Я уверен, ты мог бы… - Леонард, бога ради, я же сказал тебе… И так далее, в том же духе. Джин упирался, я настаивал, слово за слово… Внезапно я почувствовал, что со мной творится что-то не то – я так психовал, словно речь шла не о каком-то сценарии, а бог знает о чем. Мои переживания совершенно не соответствовали масштабу проблемы. Работа на износ, постоянный стресс и часы, проведенные в шкуре вулканца, сказались на мне не лучшим образом – я был вынужден прикладывать огромные усилия, чтобы противостоять эмоциям, которые бурлили во мне и готовы были в любую минуту захлестнуть с головой. Мои "вулканские тренинги" ещё позволяли мне с грехом пополам себя контролировать. Я встал и хрипло произнес: "Извини, Джин, мне нужно уйти". Джин заметил, что я нахожусь чуть ли не на грани истерики, и посмотрел на меня с вполне понятным удивлением. Воспользовавшись нашим взаимным замешательством, я поспешно вышел и направился прямиком в свою гримерную, где и сидел, глубоко дыша, пока не успокоился. Спок вторгся и в мою личную жизнь; большинство уик-эндов проходило в молчаливой борьбе с моей «вулканской половиной», которая стремилась всё выражать максимально кратко и по существу, вместо свойственной человеку нормальной эмоциональной реакции. И так до самого утра понедельника. ЖЕНА: Дорогой, какие у нас планы на этот уикэнд? МУЖ: Поспокойнее что-нибудь…других предпочтений у меня нет. ЖЕНА: Почему бы нам не сходить в кино? МУЖ: Это было бы здорово. Что бы ты хотела посмотреть? ЖЕНА: Ну, ничего конкретно меня не заинтересовало… МУЖ: Ну тогда нелогично идти в кино. Мы поищем альтернативный вариант. ЖЕНА: Леонард…ты опять начинаешь? МУЖ: Что начинаю? ЖЕНА: Говорить, как Спок! Седьмым эпизодом мы сняли "Время обнажиться" ; это было где-то через четыре-пять недель после "рождения" Спока в "Корбомите". Но я не могу не упомянуть его здесь, потому что он во многом окончательно определил – и для меня и для зрителей – каким должен быть Спок. В известном смысле, превращение, начавшееся в тот момент, когда я впервые произнес: "Очаровательно…" было практически закончено именно в этом эпизоде. "Время обнажиться" также ознаменовался моей первой серьёзной схваткой со сценаристом, в которой я отстоял право Спока быть таким, какой он есть. Сценарий к эпизоду был написан нашим ведущим продюсером Джоном Блэком, который предложил очень интересную концепцию раскрытия внутреннего мира каждого персонажа, как бы "обнажая" его и показывая зрителю его истинные мысли и побуждения. Любой зритель, мало-мальски знакомый с сериалом без труда вспомнит этот эпизод, до сих пор остающийся одним из самых любимых фэнами. Идея такова: экипаж "Энтерпрайза" заражается вирусом, под воздействием которого тайные страсти и стремления людей вырываются наружу, сметая все тормозящие факторы, такие как долг, честь и прочее. К примеру, Зулу начал хулиганить – носиться по кораблю с рапирой, нападая на всех встречных. Кстати, для всех нас было открытием то, что Джордж Такей на самом деле втайне страстно желал подражать Эрролу Флинну*, так что нам не к чему было придраться, когда эта сцена была отснята. (*Эррол Флинн (1909-1959г.)– известный американский характерный актер, сыгравший в фильмах "Приключения Робин Гуда", "Дорога на Санта-Фе", "Капитан Блад" и многие другие). Идея была великолепная. Но в том, что касалось моей роли, в черновом варианте сценария Джон, на мой взгляд, делал слишком большой упор на комичность, граничащую с фривольностью. Например, там была сцена, когда Спок выходит из турболифта в коридор, тут его окликает один из членов экипажа, подбегает к нему и пририсовывает вулканцу усы. Спок разражается рыданиями и, пошатываясь, уходит по коридору. В профессионализме и изобретательности сценаристу было не отказать – сцена действительно была забавная. Но именно это меня сильно тревожило; в то время я уже "знал" Спока достаточно хорошо, чтобы понять, что чувство собственного достоинства – неотъемлемая часть натуры вулканца. Эпизод с подрисовыванием усов, на мой взгляд, слишком уж грубо лишал Спока этого достоинства, и это так же слишком сильно шло в разрез с тем, каким я его себе представлял. Я считал, что Спок никогда не позволил бы себе настолько потерять контроль, чтобы расплакаться в присутствии людей; он удерживал бы свои эмоции до тех пор, пока не сможет остаться один. Я донес свои соображения до Джона и попросил его переписать сцену таким образом: Спок , сопротивляясь воздействию вируса, поспешно уединяется в пустой комнате, где пытается снова обрести контроль над собой. Теперь я бы хотел, чтобы вы осознали, какая же тяжелая это работа – быть сценаристом или продюсером на телевидении; образно говоря, это почти сизифов труд. С адскими мучениями добираются они до последней страницы сценария и только они его закончат, как кто-нибудь обязательно подходит к ним и говорит: "У нас возникли проблемы со второй частью, весь сценарий придется переписать". Разумеется, в этот момент они уже работают над следующим сценарием, причем не успели даже перевести дух после предыдущего. Поэтому даже слушать ничего не желают, когда актеры говорят, что хотели бы что-то откорректировать. - Ни за что! - категорически заявил Джон. - У нас просто нет на это времени, Леонард. Просто сыграй эту сцену так, как она написана, вот и всё. Но вулканец стоял в этот момент за моим плечом и я был полон решимости не уступать и не позволить унизить его достоинство ради какой-то минутной шутки. И, что не менее важно, я чувствовал, что мы можем упустить нечто большее – возможность раскрыть характер Спока более глубоко. Я пошел к Джину Родденберри. Джин выслушал меня очень внимательно и сказал: "Ты прав. Это в самом деле не в характере Спока. Не беспокойся, я позабочусь об этом". Я
вернулся к работе на съемочной
площадке и примерно через час или около
того ко мне подошел Джон Блэк и с
некоторой неприязнью произнес: - Это должно быть что-то вроде поединка, - сказал я ему. - Эмоции против логики, любовь против математического расчета, отчаяние против квадратуры круга. Получив эту, прямо скажем, скудную информацию, Джон ушел и написал ту изумительную по силе сцену, которую мы теперь имеем удовольствие видеть в эпизоде "Время обнажиться". Ощутив на себе воздействие вируса, вулканец отыскивает пустой отсек, где он может в одиночестве пережить эмоциональную бурю, охватившую его; он начинает раз за разом повторять таблицу умножения, в тщетной попытке взять эмоции под контроль. Но всё бесполезно. Он укоряет себя, повторяет, как заклинание: "Я вулканец! Я контролирую свои эмоции! Контролирую свои эмоции…", но в конце концов он не выдерживает и мы узнаем причину его отчаяния: он никогда не говорил своей матери-землянке, что любит её. Я приношу свои извинения Джону за то, что заставил его тогда переписать сценарий, но я от всей души благодарен ему за результат, потому что эта сцена открыла нашим зрителям глубокий внутренний конфликт, терзающий душу вулканца. Режиссер, Марк Дэниэлс, продемонстрировал прекрасную, можно сказать, ювелирную работу с камерой в этой сцене, сравнимую по сложности разве что с балетной постановкой. Когда я вхожу в "конференц-зал" и сажусь за стол, камера совершает некое па-де-де, описывая вокруг меня окружность и показывая с разных сторон. Такой прием был весьма необычным для телевизионного шоу, потому что требовал сложной и кропотливой работы – и не только с камерой; например, в плане постановки освещения гораздо проще было бы показать меня только с одной стороны. Но Марк обязательно хотел снять эту сцену в движении – это делало её более яркой и динамичной. И вот, пока мне подправляли грим, студия была тщательно освещена. А когда наконец всё было готово и я вернулся на съемочную площадку, мы в ко всеобщему ужасу обнаружили, что у нас есть всего несколько минут, чтобы заснять эту сцену. Тут я должен кое-что объяснить: как и большинство телевизионных шоу, мы имели весьма ограниченный бюджет. Другими словами, мы не могли позволить себе занимать съемочную площадку дольше определенного времени. Ровно в 6:18 вечера – закончили мы снимать сцену, не закончили – мы обязаны были всё бросить и освободить студию, а расписание на следующий день уже не позволяло нам вернуться к этой сцене, надо было снимать следующие! Помня об этом прискорбном факте, Родденберри и два или три ассистента неприкаянными тенями бродили по студии – молча, но поглядывая на часы с таким зловещим видом, что никаких слов было не нужно. У нас было время только на одну попытку – и с первой попытки мы должны были сыграть безупречно! Вспоминая об этом, я всегда возвращаюсь в памяти к моей беседе с астронавтом Аланом Шепардом. Он рассказал мне, что когда он собирался совершить посадку на Луну у него внезапно возникли проблемы с оборудованием и в запасе было всего несколько секунд на то, чтобы решить, сажать аппарат на Луну или нет. Связь была очень плохая и все в НАСА застыли в ожидании – совсем как наши уважаемые продюсеры – ожидая, что вот сейчас космонавт выйдет на связь и скажет, что миссия провалена. Но Шепард не отступил и всё-таки совершил посадку…как и мы тогда добились своего. Часы тикали, камеры работали…и каким-то чудом мы успели уложиться в срок и закончить сцену. Надо было видеть, с каким все вздохнули облегчением, сворачивая работу ровно в 06:18. Этот эпизод вызвал бешеный скачок популярности всего шоу – и Спока в частности. Через неделю после показа первого эпизода сериала я уже получил дюжину писем от фанов, а через две недели их было уже сорок или пятьдесят. Но только после показа "Время обнажиться" письма начали приходить не то что пачками, а целыми сумками, в каждой по несколько сотен писем. Итак, вулканец ожил и стал популярен; но самый, если можно так выразиться, "очаровательный" период его взросления был ещё впереди.
|
 |
 Спонсирование и хостинг проекта осуществляет компания "Зенон Н.С.П." |
